Друг тишины, уюта,
моря, селец,
Тенистой Гатчины
домовладелец,
Он мил нам
простотой сердечных слов...
Песнь пенилась
сиреневых садов —
Пел соловей,
весенний звонкотрелец,
И, внемля ей, из
армии пришелец
В душе убийц к
любви расслышал зов...
Он рассмотрел
вселенность в деревеньке,
Он вынес
оправданье падшей Женьке,
Живую душу отыскал
в коне...
И чином офицер,
душою инок,
Он смело вызывал
на поединок
Всех тех, кто жить
мешал его стране.
И. Северянин
Александр
Куприн как писатель, человек и собрание легенд о его бурной жизни — особая
любовь русского читателя, сродни первому юношескому чувству на всю жизнь.
Иван
Бунин, ревниво относившийся к своему поколению и редко раздающий похвалы, без
сомнения, понимал неравноценность всего написанного Куприным, тем не менее
называл его писателем милостью Божией.
И все же кажется, что по своему
характеру Александр Куприн должен был стать не писателем, а скорее одним из
своих героев — цирковым силачом, авиатором, предводителем балаклавских рыбаков,
конокрадом, или, может быть, усмирил бы свой неистовый нрав где- нибудь в
монастыре (кстати, такую попытку он делал). Культ физической силы, склонность к
азарту, риску, буйству отличали молодого Куприна.
Да и позже он любил
помериться с жизнью силами: в сорок три года вдруг начал учиться стильному плаванию
у мирового рекордсмена Романенко, вместе с первым русским летчиком Сергеем
Уточкиным поднимался на воздушном шаре, опускался в водолазном костюме на
морское дно, со знаменитым борцом и авиатором Иваном Заикиным летал на самолете
«Фарман»... Однако искру Божью, как видно, не погасишь.
Родился
Куприн в городке Наровчатове Пензенской губернии 26 августа (7 сентября) 1870
года. Отец его, мелкий чиновник, умер от холеры, когда мальчику не исполнилось
и двух лет. В семье, оставшейся без средств, кроме Александра, было еще двое
детей.
В
1874 году Любовь Алексеевна, женщина, по воспоминаниям, «с сильным,
непреклонным характером и высоким благородством», принимает решение переехать в
Москву. Там они поселяются в общей палате Вдовьего дома (описан Куприным в
рассказе «Святая ложь»).
Через
два года, из-за крайней бедности, она отдает сына в Александровское малолетнее
сиротское училище. Для шестилетнего Саши начинается период существования на
казарменном положении — длиной в семнадцать лет.
Начинает пробовать свои силы в литературе и подросток Куприн — разумеется, как поэт; кто же в этом возрасте хоть однажды не смял листок с первым стихотворением! Увлекается модной тогда поэзией Надсона. В то же время кадет Куприн — уже убежденный демократ: «прогрессивные» идеи времени просачивались даже сквозь стены закрытого военного училища. Он гневно обличает в рифмованной форме «консервативного издателя» М.Н. Каткова и самого царя Александра III, клеймит «гнусное, страшное дело» царского суда над Александром Ульяновым и его подельниками, покушавшимися на монарха.
Восемнадцати лет Александр Куприн поступает в Третье Александровское юнкерское училище в Москве. По воспоминаниям его однокашника П.A. Лимонтова, это уже был не «невзрачный, маленький, неуклюжий кадетик», а сильный юноша, более всего дорожащий честью мундира, ловкий гимнаст, любитель потанцевать, влюбляющийся в каждую хорошенькую партнершу.
К юнкерскому периоду относится и его первое выступление в печати — 3 декабря 1889 года в журнале «Русский сатирический листок» появился рассказ Куприна «Последний дебют». Эта история действительно едва не стала первым и последним литературным дебютом юнкера. Позже он вспоминал, как, получив за рассказ гонорар в размере десяти рублей (для него тогда огромная сумма), на радостях купил матери «козловые ботинки», а на оставшийся рубль помчался в манеж погарцевать на лошади (Куприн очень любил лошадей и считал это «зовом предков»). Через несколько дней журнал с его рассказом попался на глаза кому-то из преподавателей, и юнкера Куприна вызвали к начальству: «Куприн, ваш рассказ?» — «Так точно!» — «В карцер!» Будущему офицеру не полагалось заниматься такими «легкомысленными» вещами. Как любой дебютант, он, конечно, жаждал комплиментов и в карцере прочитал свой рассказ отставному солдату, старому училищному дядьке. Тот внимательно выслушал и сказал: «Здорово написано, ваше благородие! А только понять ничего нельзя». Рассказ и действительно был слабый.
После
Александровского училища подпоручик Куприн был направлен в Днепровский пехотный
полк, который стоял в Проскурове Подольской губернии. Четыре года жизни «в
невероятной глуши, в одном из пограничных юго-западных городков. Вечная грязь,
стада свиней на улицах, хатенки, мазанные из глины и навоза...» («К славе»),
многочасовая муштра солдат, мрачные офицерские кутежи да пошловатые романы с
местными «львицами» заставили его задуматься о будущем, как задумается о нем
герой его знаменитой повести «Поединок» подпоручик Ромашов, мечтавший о военной
славе, но после дикости провинциальной армейской жизни решивший выйти в
отставку.
Эти
годы дали Куприну знание военного быта, нравов местечковой интеллигенции,
обычаев полесского села, а читателю подарили впоследствии такие его
произведения, как «Дознание», «Ночлег», «Ночная смена», «Свадьба», «Славянская
душа», «Миллионер», «Жидовка», «Трус», «Телеграфист», «Олеся» и другие.
В
конце 1893 года Куприн подал прошение об отставке и уехал в Киев. К тому
времени он был автором повести «Впотьмах» и рассказам «Лунной ночью» (журнал
«Русское богатство»), написанных в стиле душещипательной мелодрамы.
Он решает всерьез заняться литературой, но эта «дама» не так-то легко дается в руки. По его словам, он; вдруг оказался в положении институтки, которую завели ночью в дебри Олонецких лесов и бросили без одежды, пищи и компаса; «...у меня не было никаких знаний, ни научных, ни житейских», — напишет он в своей «Автобиографии». В ней же он приводит список профессий, которые пытался освоить, сняв военный мундир: был репортером киевских газет, управляющим при строительстве дома, разводил табак, служил в технической конторе, был псаломщиком, играл в театре города Сумы, изучал зубоврачебное дело, пробовал постричься в монахи, работал в кузнице и столярной мастерской, разгружал арбузы, преподавал в училище для слепых, работал на Юзовском сталелитейном заводе (описан в повести «Молох»)...
Он решает всерьез заняться литературой, но эта «дама» не так-то легко дается в руки. По его словам, он; вдруг оказался в положении институтки, которую завели ночью в дебри Олонецких лесов и бросили без одежды, пищи и компаса; «...у меня не было никаких знаний, ни научных, ни житейских», — напишет он в своей «Автобиографии». В ней же он приводит список профессий, которые пытался освоить, сняв военный мундир: был репортером киевских газет, управляющим при строительстве дома, разводил табак, служил в технической конторе, был псаломщиком, играл в театре города Сумы, изучал зубоврачебное дело, пробовал постричься в монахи, работал в кузнице и столярной мастерской, разгружал арбузы, преподавал в училище для слепых, работал на Юзовском сталелитейном заводе (описан в повести «Молох»)...
Этот
период завершился выходом в свет небольшого сборника очерков «Киевские типы»,
который можно считать первой литературной «муштрой» Куприна. За последующие пять
лет он совершает довольно серьезный рывок как писатель: в 1896 году публикует в
«Русском богатстве» повесть «Молох», где впервые масштабно был показан бунтующий
рабочий класс, выпускает первый сборник рассказов «Миниатюры» (1897), куда
вошли «Собачье счастье», «Столетник», «Брегет», «Allez!» и другие,
затем следуют повесть «Олеся» (1898), рассказ «Ночная смена» (1899), повесть
«На переломе» («Кадеты»; 1900).
В
1901 году Куприн приезжает в Петербург довольно известным писателем. Он уже был
знаком с Иваном Буниным, который сразу по приезде ввел его в дом Александры Аркадьевны
Давыдовой, издательницы популярного литературного журнала «Мир Божий». О ней ходили
в Петербурге слухи, будто писателей, выпрашивающих у нее аванс, она запирает в
своем кабинете, дает чернила, перо, бумагу, три бутылки пива и выпускает лишь
при условии готового рассказа, тут же выдавая и гонорар.
В этом доме Куприн нашел свою первую жену — яркую, испанистую Марию Карловну Давыдову, приемную дочь издательницы.
В этом доме Куприн нашел свою первую жену — яркую, испанистую Марию Карловну Давыдову, приемную дочь издательницы.
Способная
ученица своей матери, она тоже имела твердую руку в обращении с пишущей
братией. По крайней мере, за семь лет их брака — время самой большой и бурной
славы Куприна — ей удавалось довольно продолжительные периоды удерживать его за
письменным столом (вплоть до лишения завтраков, после которых Александра Ивановича
клонило в сон).
При ней были написаны произведения, выдвинувшие Куприна в первый ряд русских писателей: рассказы «Болото» (1902), «Конокрады» (1903), «Белый пудель» (1904), повесть «Поединок» (1905), рассказы «Штабс-капитан Рыбников», «Река жизни» (1906).
При ней были написаны произведения, выдвинувшие Куприна в первый ряд русских писателей: рассказы «Болото» (1902), «Конокрады» (1903), «Белый пудель» (1904), повесть «Поединок» (1905), рассказы «Штабс-капитан Рыбников», «Река жизни» (1906).
После
выхода «Поединка», написанного под большим идейным влиянием
«буревестника революции» Горького, Куприн становится всероссийской
знаменитостью. Нападки на армию, сгущение красок — забитые солдаты,
невежественные, пьяные офицеры — все это «потрафляло» вкусам революционно настроенной
интеллигенции, которая и поражение русского флота в русско-японской войне
считала своей победой. Эта повесть, без сомнения, написана рукой большого мастера,
но сегодня она воспринимается в несколько ином историческом измерении.
Куприн
проходит самое сильное испытание — славой. «Это была пора, — вспоминал Бунин, —
когда издатели газет, журналов и сборников на лихачах гонялись за ним по...
ресторанам, в которых он проводил дни и ночи со своими случайными и постоянными
собутыльниками, и униженно умоляли его взять тысячу, две тысячи рублей авансом
за одно только обещание не забыть их при случае своей милостью, а он, грузный,
большелицый, только щурился, молчал и вдруг отрывисто кидал таким зловещим
шепотом: «Геть сию же минуту к чертовой матери!» — что робкие люди сразу словно
сквозь землю проваливались». Грязные кабаки и дорогие рестораны, нищие бродяги
и лощеные снобы петербургской богемы, цыганские певицы и бега, наконец, важный
генерал, брошенный им в бассейн со стерлядью... — весь набор «русских рецептов»
для лечения меланхолии, в которую почему-то всегда выливается шумная слава, был
им перепробован (как тут не вспомнить фразу шекспировского героя: «В чем выражается
меланхолия великого духом человека? В том, что ему хочется выпить»).
К
этому времени брак с Марией Карловной, видимо, исчерпал себя, и Куприн, не
умеющий жить по инерции, с юношеской пылкостью влюбляется в воспитательницу
своей дочери Лидии — маленькую, хрупкую Лизу Гейнрих. Она была сиротой и уже
пережила свою горькую историю: побывала на русско-японской войне сестрой
милосердия и вернулась оттуда не только с медалями, но и с разбитым сердцем.
Когда Куприн, не откладывая, объяснился ей в любви, она тут же покинула их дом,
не желая быть причиной семейного разлада. Вслед за ней ушел из дома и Куприн,
сняв номер в петербургской гостинице «Пале - Рояль».
Несколько
недель он мечется по городу в поисках бедной Лизы и, само собой, обрастает
сочувствующей компанией... Когда большой его друг и почитатель таланта
профессор Петербургского университета Федор Дмитриевич Батюшков понял, что этим
безумствам не будет конца, он отыскал Лизу в небольшом госпитале, куда она
устроилась сестрой милосердия. О чем он с ней говорил? Может быть, о том, что
она должна спасти гордость русской литературы... Неизвестно. Только сердце Елизаветы
Морицовны дрогнуло и она согласилась немедленно ехать к Куприну; правда, с
одним твердым условием: Александр Иванович должен лечиться. Весной 1907 года
они вдвоем уезжают в финский санаторий «Гельсингфорс». Эта большая страсть к
маленькой женщине стала причиной создания замечательного рассказа «Суламифь»
(1907) — русской «Песни песней».
В
1908 году у них рождается дочь Ксения, которая, впоследствии напишет
воспоминания «Куприн — мой отец».
К
этому времени он уже разошелся в политических взглядах с Горьким, отошел от
революционной демократии.
После
семнадцатого года Куприн, несмотря на несколько попыток, общего языка с новой
властью не нашел (хотя по протекции Горького даже встречался с Лениным, но тот
не увидел в нем «четкой идейной позиции») и покинул Гатчину вместе с
отступающей армией Юденича. В 1920 году Куприны оказались в Париже.

Во
Франции после революции осело около 150 тысяч эмигрантов из России. Париж стал
русской литературной столицей — здесь жили Дмитрий Мережковский и Зинаида
Гиппиус, Иван Бунин и Алексей Толстой, Иван Шмелев и Алексей Ремизов, Надежда
Тэффи и Саша Черный, и многие другие известные писатели. Образовывались всевозможные
русские общества, выпускались газеты и журналы... Ходил даже такой анекдот:
встречаются на парижском бульваре два русских. «Ну, как тебе здесь живется?» —
«Ничего, жить можно, одна беда: слишком много французов».
Первое
время, пока еще сохранялась иллюзия унесенной с собой родины, Куприн пытался
писать, но дар его постепенно угасал, как и могучее когда-то здоровье, все чаще
он жаловался, что работать здесь не может, поскольку привык «списывать» своих
героев с жизни. «Прекрасный народ, — высказывался Куприн о французах, — но не
говорит по-русски, и в лавочке и в пивной — всюду не по-нашему... А значит это
вот что — поживешь, поживешь, да и писать перестанешь».
Самое
значительное его произведение эмигрантского периода — автобиографический роман
«Юнкера» (1928—1933).
Становился
он все более тихим, сентиментальным — непривычным для знакомых. Иногда, правда,
все же давала себя знать горячая купринская кровь. Как-то писатель возвращался
с друзьями из загородного ресторана на такси, заговорили о литературе. Поэт
Ладинский назвал «Поединок» лучшей его вещью. Куприн же настаивал, что лучшее
из всего им написанного — «Гранатовый браслет»: там есть высокие, драгоценные
чувства людей. Ладинский назвал эту историю неправдоподобной. Куприн рассвирепел:
«Гранатовый браслет» — быль!» и вызвал Ладинского на дуэль. С большим трудом
удалось его отговорить, катая всю ночь по городу, как вспоминала Лидия
Арсеньева («Дальние берега». М.: «Республика», 1994).
Видимо,
с «Гранатовым браслетом» у Куприна действительно было связано что-то очень
личное. На исходе жизни он и сам стал походить на своего героя — состарившегося
Желткова. «Семь лет безнадежной и вежливой любви» Желтков писал безответные
письма княгине Вере Николаевне. Постаревшего Куприна часто видели в парижском
бистро, где он сидел один за бутылкой вина и писал любовные письма к мало
знакомой женщине. В журнале «Огонек» (1958, № 6) было опубликовано
стихотворение писателя, возможно, сочиненное в ту пору. Там есть такие строки:
«И никто на свете не узнает, / Что годами, каждый час и миг, / От любви томится
и страдает / Вежливый, внимательный старик».
Перед
отъездом в Россию в 1937 году он уже мало кого узнавал, да и его почти не
узнавали. Бунин пишет в своих «Воспоминаниях»: «...я как-то встретил его на
улице и внутренне ахнул: и следа не осталось от прежнего Куприна! Он шел
мелкими, жалкими шажками, плелся такой худенький, слабенький, что, казалось,
первый порыв ветра сдует его с ног...»
Когда
жена увезла Куприна в Советскую Россию, русская эмиграция его не осуждала,
понимая — он едет туда умирать (хотя такие вещи воспринимались в эмигрантской
среде болезненно; говорили же, к примеру, что Алексей Толстой просто сбежал в
«Совдепию» от долгов и кредиторов). Для советского правительства это была
политика.
Поселили
Куприна в подмосковном доме отдыха для писателей. В один из солнечных летних
дней в гости к нему приехали матросы - балтийцы. Александра Ивановича вынесли в
кресле на лужайку, где матросы пели для него хором, подходили, пожимали руку,
говорили, что читали его «Поединок», благодарили... Куприн молчал и вдруг
громко заплакал (из воспоминаний Н.Д. Телешова «Записки писателя»).
Александр
Иванович Куприн умер 25 августа 1938 года в Ленинграде. В последние
эмигрантские годы он часто говорил, что умирать нужно в России, дома, как
зверь, который уходит умирать в свою берлогу. Хочется думать, что он ушел из
жизни успокоенный и примиренный.
Комментариев нет:
Отправить комментарий